— Ну, а если станешь красивой, что тогда? — спросила я, не спеша спорить, но в то же время плавно переводя разговор в более позитивное русло.
Дара скептически пожала плечами.
— Тогда буду отвергать всех мужиков, пусть мучаются. На сеновале с ними кувыркаться уж точно не стану.
— И что ж тебе, так-таки никто из ребят не нравится?
Девочка посмотрела на меня почти что с жалостью, как на убогую.
— Да как они могут понравиться-то? Говорю же, дураки они.
— М-да, ты прямо как Василиса из песни, — хмыкнула я.
— Из какой такой песни? — заинтересовалась девочка.
— Ну, ты когда-нибудь обращала внимание, как в сказках бывает? Есть Василиса Прекрасная, Василиса Премудрая, Марья Искусница. И на героев-мужиков посмотреть — всё Иван Дурак, да Иван Дурак. Ну вот и песня такая есть, от имени Василисы:
Папа сватать торопится дочек,
Вот за Муромца вышла сестра.
Мне семнадцатый стукнул годочек,
Значит, замуж как будто пора.
Новым гребнем роскошные кудри
Расчешу и вздохну от тоски.
Все меня величают Премудрой,
А Иваны кругом — дураки!
Ну, и дальше в том же духе.
Дара захихикала.
— А если серьёзно, то здесь просто не твои места и не твои люди, — вздохнула я. — В город тебе надо.
— Не надо, — резко сказала Дара.
Я подняла на неё озабоченный взгляд, но не стала ничего говорить. Девочка никогда не рассказывала, что случилось с её родителями, и я её не расспрашивала. Но с тех пор, как Дару несколько лет назад привезли в деревню, в городе она не побывала ни разу.
В комнате повисла тишина; стало слышно, как стрекочут за занавешенным окном кузнечики. Дара принялась толочь в ступке очередную порцию травы; я аккуратно разрезала шершавые широкие листья на равные части, тщательно следя за тем, чтобы капающий временами сок попадал исключительно в специально отведённую для этого баночку.
— Скажите, а это правда, что когда-то давно ведьм сжигали на кострах? — спросила вдруг Дара, поднимая голову.
Предложенная девочкой тема продолжала мрачное направление, которое ненароком принял разговор. Однако я была рада переходу к более абстрактным вопросам и потому ответила достаточно подробно:
— Было дело. Правда, очень давно и совсем недолго. Эта гнусность пришла на наш остров с материка, но, к счастью, не прижилась. Лет через пять инквизиция окончательно сдалась, и был объявлен строжайший запрет на сожжение ведьм. Охота прекратилась и действительно более не возобновлялась. Ведьмы и обычные люди снова стали мирно сосуществовать. Но добрые отношения так и не восстановились.
— А почему всё так быстро закончилось?
— Особенно рьяные отцы-инквизиторы вскоре обнаружили, что сожжённая на костре ведьма способна приходить к своим убийцам после смерти. И очень серьёзно портить им жизнь. Разумеется, всё это при условии, что казнённая действительно была ведьмой. То бишь приблизительно в пяти процентах случаев.
Дара немного помолчала, осмысливая услышанное.
— Я одного не могу понять, — сказала она затем. — Почему ведьмы позволяли себя арестовывать и потом казнить? Разве они недостаточно могущественны, чтобы этому воспротивиться?
— Ну, во-первых, взять смогли далеко не всех. А во-вторых, могущественный — не значит всемогущий. Ты уже достаточно много знаешь, чтобы понимать, что нам далеко не всё доступно. Даже самого великого силача можно застрелить из лука с той же лёгкостью, что и хилого мальчишку. Так и у нас. Дай мне возможность свободно поить воинов зельями — и я сумею победить целую армию. Причём заметь: победить — не значит отравить. Я готова оставить их всех живыми и по сути невредимыми. Видишь ли, воздействовать на плоть лучше всего через саму же плоть. А вот на расстоянии, без самого лёгкого прикосновения, как говорится, одним мановением руки…Кое-что можно сделать и так, но не слишком многое, да и не слишком много раз подряд: силы-то уходят. Это люди думают, будто магия есть что-то противоестественное. На самом же деле она подвержена тем же самым законам природы, что и любое другое действие. Сила действия равна силе противодействия; ресурсы не возникают из ниоткуда; скорость зависит от силы сопротивления. И тем не менее при всех ограничениях мы можем очень многое. А есть среди магов и такие, которые могут ещё больше — даже без подготовки, даже на большом расстоянии. Но их очень мало, и достигается такая степень мастерства годам к ста пятидесяти.
— Эгей, дома ли хозяйка? — раздалось снаружи.
Голос я узнала сразу. Егорыч, здешний лесник, был одним из немногих людей, регулярно появлявшихся на моей поляне. Как правило лесники, как и все прочие, предпочитали обходить эти места стороной, если, конечно, какая-нибудь болезнь не измучает. Егорыч был исключением, захаживал почти каждую неделю, и общался уважительно, но без ненужного благоговения. Я отвечала той же монетой.
— Иду, Егорыч! — крикнула я в окно.
Как вскоре выяснилось, Егорыч не просто проходил мимо. Он принёс на руках раненого молодого оленёнка. Зверёк не сопротивлялся, только сильно дрожал; из рваной раны капала кровь. Лесник опустился на колени и осторожно положил оленёнка на траву. Мэгги уже крутилась рядом, приветствуя Егорыча радостным вилянием хвоста и с интересом принюхиваясь к принесённому зверю. Я опустилась на землю рядом с лесником. Погладила оленёнка по голове, мягко провела рукой по дрожащему тельцу, определяя ряд физиологических и энергетических признаков; температура была лишь одним из них.
— Что принести?