— А родители как, не возражают? — поинтересовался Ярослав. — Дескать, зачем тебе университеты, отец твой был маляром, дед тоже, вот и нечего из семейного дела уходить? Или отец твой тоже художник?
— Не, он у меня не художник и не маляр, — покачал головой Карасик. — У него работа совсем другая, так что он по-любому недоволен. Но смирился, говорит, университет — это ещё куда ни шло.
— А, ну тогда хорошо. А как дела в городе? Что вообще нового? А то мы долго жили в деревне, в глуши, боюсь, от жизни совсем отстали.
Ярослав говорил спокойным, будничным тоном, но был готов слушать более чем внимательно. Я расслабленно откинулась на спинку стула с той же целью.
— Ну, что нового? — задумался Карасик. — В университете, как всегда, жизнь бурлит, симпозиумы, лекции, выставки. В центре вечно полно приезжих. Бывает, что знаменитости всякие приезжают. В Летнем Театре новую оперу дают. Вот погода стоит жаркая, никогда ещё в мае такого не было. У нас ещё куда ни шло, а вот у соседей наших, из Велиграда, говорят, совсем плохо.
Мы многозначительно переглянулись.
— А что, жара? Засуха? — спросила я.
— Ага, и то, и другое, — кивнул наш новый знакомый. — Жара стоит за тридцать, это при том, что ещё даже июнь не начался! И дожди — редкость. Грозы бывают, гром и молнии, всё, как надо, а дождя-то нет. Так, поморосит немного — и всё. Крестьяне боятся, что урожая в этом году вовсе не будет. А если вдруг война начнётся, ну, тогда совсем беда.
— Какая такая война?!
— А вы и про это не слышали? Ну как же, у нас с Велиградом проблемы какие-то начались. Как их…трения!
— Что за трения?
— А кто его разберёт? — отозвался Карасик заплетающимся слегка языком. — Политики что-то не поделили, а простым людям, как всегда, отдуваться.
— И что, ожидается полноценная война? — спросил Ярослав.
— Ну, как сказать…Официально ничего такого не говорят. Герольды на площадях никаких объявлений пока не делали. А слухи ходят. Будто бы в Велиграде всех мужчин, кому не стукнуло девяносто, в армию забирают. Учения всякие устраивают. У наших тоже какие-то военные советы, то да сё. В общем, мутно всё. Непонятно. Да вы не беспокойтесь, авось пронесёт!
Ага, авось пронесёт. В преддверии катастрофы так думают практически все. Девяносто восемь процентов населения, а то и больше. И забывают об одном: для того, чтобы состоялся этот самый авось, кто-то должен взять ситуацию в свои руки. Само не пронесёт.
Распрощавшись с Карасиком, мы вышли из харчевни и отправились на поиски гостиницы. Вернее, мы с Дарой и Мэгги зашагали в восточном направлении, подальше от неблагополучного для нас района, но в обход центральной части города. Ярослав же предупредил, что сам нас нагонит, а не нагонит, так отыщет, и почти сразу исчез из виду. Полностью растворился в тени домов, как будто принял зелье невидимости.
Мы шли довольно долго, около часа, дабы оказаться достаточно далеко как от места недавнего нападения, так и от харчевни, где нас предположительно могли выследить. Как следует устав — каково это, думаете, гулять на полный желудок! - мы решили, что уже можно искать гостиницу. Она обнаружилась достаточно быстро. И вправду сравнительно недорогая, но вполне чистая и ухоженная, к тому же расположенная в тихом месте, посреди обычного жилого района. По соседству не было ни рынка, ни ярмарки, ни широких улиц, где даже ночью не умолкает цокот копыт. Так, обыкновенные дома, пара лавок, мастерская портного, и небольшой парк.
Мы сняли две комнаты, для себя и "для друзей", получили ключи и сразу же поднялись на второй этаж. Наши комнаты располагались по соседству; окна выходили на угол двух улиц и тот самый парк, приятное свежее пятно на фоне мостовых и зданий. Только мы плюхнулись на кровати (в этой комнате их было две), как стук в дверь возвестил о появлении Ярослава. Как выяснилось, он всё время следовал за нами, иногда проходя параллельными улочками или немного отставая, но неизменно нагонял нас достаточно быстро, чтобы не разминуться. Он всё тщательно проверил: слежки не было. Ни за нами, ни за ним самим. То ли людям, стрелявшим с крыши, попросту не было до нас никакого дела, то ли они потеряли нас ещё раньше, когда мы плутали по улочкам, прежде чем зайти в харчевню.
Рассказав об этом, Ярослав окинул комнату критическим взглядом, выбрал кровать, которая пришлась ему по вкусу, и разлёгся на ней, закинув ноги на деревянную спинку. Ноги, разумеется, по-прежнему были обуты в сапоги.
— У нас нет чего-нибудь перекусить? — поинтересовался он.
В течение некоторого времени я смотрела на воина молча, в недоумении переваривая такую наглость. Мой рот бесшумно открывался и закрывался, как у выброшенной на песок рыбы.
— Перекусить?! — выговорила я наконец. — Мы же только недавно из харчевни.
— Ну и что? С тех пор же прошёл целый час.
— Вот, Дара, хорошенько подумай, прежде чем выходить замуж! — скорбно предупредила я. — Ибо тем самым ты заполучишь в свой дом прожорливое существо, способное поглощать пищу по четырнадцать раз на дню.
— Почему именно четырнадцать? — осведомился Ярослав.
Дару явно интересовал тот же самый вопрос.
— А потому что на пятнадцатый, — сказала я, извлекая из сумки первую попавшуюся тряпку, — даже самая совершенная жена потеряет всякое терпение! А ну-ка слезай с кровати! — закричала я, замахиваясь на Ярослава тряпкой, которая на поверку оказалась ночной рубашкой.
К чести Ярослава надо сказать, что как опытный воин он хорошо знал, когда именно следует сдавать позиции. Поэтому он поспешил соскочить с кровати прежде, чем быть позорно побитым ночной рубашкой.